Бывший глава МВД Искендер Гамидов выступил с заявлением относительно событий 4 июня 1993 года. В своем интервью Moderator.az он обвинил Арифа Рагимзаде и Сурета Гусейнова в организации мятежа 1993 года.

События 4 июня были самым настоящим мятежом, и он был направлен против законной государственной власти. Во главе этого мятежа непосредственно стоял Гейдар Алиев. Если это не было мятежом, почему С.Гусейнов взял в заложники государственных чиновников? Все эти события были запланированы , - сказал он.

Напомним, что 4 июня правительственные войска начали операцию Тайфун по разоружения мятежного полковника, которая обернулась поражением и гибелью людей. Бойцам Сурета Гусейнова удалось взять в плен генерального прокурора Ихтияра Ширинова. Первым делом Гусейнов приказал генеральному прокурору выписать ордер на арест Абульфаза Эльчибея, а начиная с 10 июня его подразделения начали двигаться на Баку.

В условиях назревшего политического кризиса Эльчибей приглашает в Баку Гейдара Алиева, к тому времени, председателя парламента Нахичеванской автономной республики. На состоявшейся 10 числа встрече, Эльчибей предложил Алиеву пост премьер-министра.

Переговоры с Суретом Гусейновым, на которых посредником выступил Гейдар Алиев, ни к чему не привели. 10 июня Иса Гамбар подаёт в отставку с поста председателя Милли Меджлиса, а 15 июня Милли Меджлис избирает Алиева своим председателем.

В ночь с 17 на 18 июня Эльчибей неожиданно улетел в Нахичевань и поселился в своём родном селе Келеки. 25 июня Милли Меджлис Азербайджана проголосовал за лишение Эльчибея президентских полномочий и передачу их председателю парламента Гейдару Алиеву, но поскольку такое решение не соответствует Конституции страны, то парламентарии решили вынести вопрос о доверии президенту страны на всенародный референдум. 28 августа 1993 года на референдуме о доверии Абульфазу Эльчибею за его отставку проголосовало 97,5 % граждан страны. На последующих президентских выборах победу одержал Гейдар Алиев, став новым президентом Азербайджана.

Взлёт и падение Абульфаза Эльчибея

Благословенный край, названия которого так и не выучивались произнести бравшиеся порулить шестой частью света, и впрямь смахивал на колонию. Насаждали силой хлопок и табак, травили почву, лепили химкомбинаты. Стать хозяином своей земли — вот что желал своему народу скромный филолог-арабист, который в тот день — 7 июня 1992 года, в свой день рождения! — проснулся президентом.

I. Визит баронессы Тэтчер

Утро сентябрьского знойного дня. Топчемся возле Бакинского музея археологии. Охранник подходит: ваши документы! Из узнаваемых людей стоит в ожидании автор известного шлягера «Быть может, ты забы-ыла мой номер телеф-она. » Теперь он министр культуры суверенной республики. Он просит челядинцев отогнать свою «волгу» с площади, потому что на нее скоро должен вырулить «мерседес» госномер 00-01 АГА. На нём прибудет леди Тэтчер, «Ого! вы её на мерседесе возите…» — «А что же, по-вашему мы ее должны на запорожце катать! – в голосе встречающего звучит обида.

Явилась, Взгляд ее пронзал как лазер. Точеная фигурка в костюме в обтяжку, словно статуэтка веджвудского фарфора, а по расцветке — ну, чистая гжель: бело-синяя клетка. Улыбка не сходила е лица баронессы и вообще держалась она молодцом. Будто и не было культпохода вокруг Девичьей башни, где жители изображали восторг и поминутно что-нибудь дарили.

В музее экскурсовод ей вежливо все объяснял. Она проявляла, казалось бы, неустанный интерес к обломкам древности, черепкам, костяшкам,

– Уот период из зис? – вдруг спрашивает она о каких-то ракушках

– Это – средневековье.

Ответ, видимо, не удовлетворил посетительницу музея, даже я хотел было встрять: ведь на табличке указано: XI-XII вв. Могла бы и сама заметить, чай, не барыня, она ведь уже давно в отставке…

А гид снова:

– Это – средневековый период!

Наверное, это был экскурсовод второй категории, но по остальным показателям – скорее всего очень ответственный сотрудник…

…Она еще всем интересовалась неподдельно. И в ковроткацком цехе, и на улицах. Бодрая, энергичная, она не выглядела на свои… А сколько, кстати, ей? Её охранник, с которым мы оказались соседями за столом в ресторане, проговорился, что пятьдесят восемь, а в энциклопедии значится год рождения 1925.

И все пешком-пешком, хотя ее и попытались было усадить в лимузин. Потом кто-то из её окружения сказал, что и да лифте баронесса предпочитает не ездить – всегда только своими ногами.

Был ланч в «Караван-сарае». И мчимся на аэродром. Все улицы перекрыты, А возле виповского зала уже самолетик притулился – что-то вроде нашего «Яши», который пилоты любовно зовут «окурком».

Цветы, прощальные спичи, улыбки, отдраивается дверь. Но что-то не торопится на взлёт аэроплан. Что ж, и у них задержка, летчики опять отворили дверь, с каким-то акушерским чемоданчиком бросились с испуганными лицами к шасси – что-то там с покрышками у них произошло, Но…

Даже толком задержать рейс не сумели – всего-то минут на десять и была заминка…

(зато когда мы улетали – через несколько дней – все было чин-чинарём: рейс задержали на восемь часов).

А вообще-то круиз был у нее содержательный. Этакий пируэт – Гонконг-Баку с залётом в Лондон и дальнейшим курсом на Вашингтон…

…Кортеж, ведомый президентским «мерседесом», мчался в аэропорт Баку. Изнемогающий от солнцепека город готовился раскупорить улицы, перекрытые с утра. И вдруг дорогу пересек потешный длинноухий ослик с восседающим на нём мужичком. Повеяло первозданной стариной, чем-то неменяющимся и неизменным, как те качалки на берегу, что никак не напьются кровушки планеты – той самой нефти, которую в этих местах черпали кожаными вёдрами уже тринадцать веков назад. Из-за нее рушились эмираты и погибали султаны, и черная маслянистая влага вдоволь напиталась кровь людей - и тех, кто ее добывал, и тех, кто за неё дрался.

Леди Тэтчер вышла на летнее поле. В облегающем костюме из твида цветов веджвудского фарфора она была воплощением характеристики, данное ей французами: внешность Мэрилин Монро и взгляд Калигулы, Она очаровательна, на вид ей было тридцать с небольшим, хотя ее телохранитель проговорился за ленчем, что ей уже шестьдесят восемь. Улыбка не сходила е лица баронессы и вообще держалась она молодцом. Будто не было культпохода вокруг Девичьей башни, где жители изображали восторг и поминутно что-нибудь дарили. Пришел конец речам и встречам. Азропланчик размером о трамвайный вагон, зашипел, обдал провожатых жаром и взмыл, унеся неугомонную дочь Альбиона, личным гость президента Эльчибея, леди успела оказать услугу и президенту компании «Бритиш Петролеум», подписавшему соглашение о разведке нефтяных сокровищ Каспия.

(Тэтчер, напомню, была премьер-министром в 1979—1990 годах - первая и пока единственная женщина, побывавшая на этом посту, а также первая женщина, ставшая премьер-министром европейского государства.

Но и после отставки она оставалась весьма авторитетным политиком. Многие монополии стремились использовать ее в своих целях. Скажем, в июле 1992 года Маргарет стала «геополитическим консультантом» табачной компанией «Philip Morris» с окладом в $250 000 и ежегодным взносом в $250 000 в её фонде. А за каждое публичное выступление она получала $50 000.

Тогда-то на фоне роста заинтересованности западных нефтяных компаний в энергоресурсах Каспийского моря в сентябре 1992 года Тэтчер посетила Баку, где приняла участие в подписании соглашения о проведении оценочных разработок месторождений Чираг и Шахдениз между Правительством Азербайджана и компаниями — английской Бритиш Петролеум и норвежской Статойл).

…накануне мы свалилась — как мотылёк на лампу — на город огней и успели прорваться во дворец «Гюлистан», где тогдашний президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей давал обед в честь своей высокой гостьи, в сверканье тысячи ламп он притягивал взоры огромного зала: осанка, разворот плеч, гордая посадка головы. В облике его, однако, надменности не было, но знавшие того президента люди признавалась, что порой в его присутствии глохли, теряли аппетит, хотя тогда еде у него .не было права карать и миловать, издавать указы и устраивать приемы на государственное уровне. Он рано избрал свою стезю. На первый взгляд, общение с древними манускриптами могло бы сделать человека тенью прошлого, но тут случилось так, что история продиктовала решение Абульфаз-бею идти напролом к независимости, пусть даже и ценой своей жизни.

Кстати, стало притчей во языцех его общение с Хрущёвым на Асуанской плотине, где молодой Эльчибей служил переводчиком: тогда он отказался пожать руку первому секретарю ЦК КПСС – жест как жесть, может быть, и необдуманный и недальновидный.

Несомненно, и это было известно Тэтчер, и она, не отвлекаясь от главной миссии – подсобить британским олигархам, с любопытством вглядывалась в лик новоявленного восточного лидера - уж не новый ли то Горбачёв?

…В тот день его порог вовсе не был усыпан розами: страна в огне. Вспоминая идиллический, казалось бы, вечер с Тэтчер нельзя было отвлечься от кровавого наваждения. Уже на следующий день к президентскому дворцу прибыл грузовик с кузовом, полным трупов убитых в Карабахе, пикетчики колотили стекла президентского дворца…

С трудом попав во дворец, мы узнали в пресс-службе, что те люди погибли еще несколько дней назад, и возмущение пикетчиков вызвано тем, что власти нерасторопно организовали перезахоронение гробов в Аллее мучеников, каждый день терзаемой бульдозерами ради новых жертв безумной бойни. В те дни каждый вечер диктор в форме десантника зачитывал фронтовую сводку – в те минуты затихала вся страна. Поневоле затоскуешь о первобытном периоде – тогда пускали в ход дубину, а теперь – «Град» – сорок трехметровых стволов калибра 122,4 мм. Кроме армейских частей, орудовало множество банд, никакие женевские конвенции в расчёт не принимались, а преступные традиции – брать заложников – приводило к воссозданию дикарского обычая кровной мести.

Челюсти войны рыли новые могилы…

Тогдашний президент Армении Тер-Петросян, как и Эльчибей, тоже был учёным-арабистом. Он знал десять языков, а Эльчибей – пять, но два полиглота так и не нашли общий язык, чтобы договориться о мире…

И эта война в конце концов сожрала Эльчибея.

То, что для баронессы Тэтчер было только эпизодом бизнес-проекта могучих компаний, для него стало судьбой, обернувшейся крахом.

II. Комиссар Каттани из Баку.

Искендеру Гамидову — 46.

С 18 мая 1992 года он — министр внутренних дел Азербайджана, в 1980 и 1990 годах изгонялся из органов «по политическим мотивам». Когда казна республики насчитывала всего. пять миллионов рублей, Гамидов сыскал средство избежать краха, вынудив нажившихся на страданиях народа нуворишей вернуть государству миллиард с лишним. Подобная джигитовка и стяжала Искендер-бею известность. Когда я пришел в приемную, министр спал. Тут многие днюют и ночуют на своих рабочих местах. Кинорежиссер Низами Мусаев, нынче являющийся начальником спецуправления по борьбе с терроризмом и бандитизмом, например, пару месяцев не был дома. Но вот распахивается дверь в кабинет, охранники сквозь зубы цедят вдогонку: «Не дольше пятнадцати минут».

Они берегут министра. Чучело серого волка, сигареты Конгресс , семь телефонов, кобура, фуражка с кокардой СА — первое, что успел схватить взгляд. И еще заметил: левая рука генерала в гипсе.

— Что случилось, Искендер-бей ?

— На банду ходили. В городе Хызы один деятель захватил власть. Я взял ребят из муниципальной полиции, поехали туда. Бандиты в лес ушли, предводитель заявил, что нынешний режим скоро падет, а до той поры они не выйдут и поубивают нас всех. У них пара автоматов, винтовка снайперская. Я решил огня не открывать, пошли врукопашную. Ну и вот.

— Угрозыск, а полиция в боях, словно регулярная армия. Странно.

Вообще обстановка стабилизируется, имею в виду борьбу с преступностью. Раскрываемость - семьдесят четыре процента (год назад была тридцать).

— Вы подобно своему тезке — историческому Искандеру, весьма решительны в действиях, вас не случайно окрестили Каттани. Какие преступления, на ваш взгляд, должны караться наиболее сурово?

— Распространение наркотиков и наркобизнес должны караться смертной казнью! Ведь эти люди по частям убивают народ. Был бы безжалостен и к подростковой преступности — часто такие нелюди среди них попадаются.

— В России сейчас с этим тоже часто сталкиваются. Кстати, в Москве много жалоб на выходцев из вашей республики.

— Я выслал в Москву в командировку сотрудников, но очень трудно взаимодействовать с вашими правоохранительными органами. У вас очень слабая милиция — выезд на место преступления тянется порой до двух с половиной часов! Я вам вот что скажу: Россия пропала, когда министром МВД назначили Баранникова.

— Но он теперь уже министр безопасности.

— Неважно! Он, непрофессионал, за год стал генералом армии. У нас в Баку он был заместителем министра. Я хорошо его знаю.

Наркобизнес - это не менее страшно. Если Россия не начнет с ним бороться, я у себя не смогу удержать распространение наркотиков, и в конце концов буду вынужден открыть зеленую улицу на Россию. В Азербайджане я им орудовать не дам! Но наружу их выпустить придется. Слушайте, а давайте махнемся министрами, а? Посмотрим тогда, как у вас поползет кривая преступности — вверх или вниз. Система должна работать не на Ельцина, не на Эльчибея — на народ! А у вас? Мои ребята звонят, жалуются на московскую милицию. Где это видано, чтоб после шести вечера, когда все темные дела-то и разворачиваются, никого не найти - ни начальника штаба, ни прокурора. Я Ельцину написал письмо обо всем этом.

III. Демократический лидер нации

Разумеется, было ясно: президенту не до нас, и никакого интервью он дать не сможет. Тем более, что знающие его предупреждали: Абульфаз-бей ни за что на свете не станет в разговоре выпячивать свою персону, и, конечно же, не расскажет, о личной жизни и о семье. Общественное служение отнимает все его время, график приемов постоянно ломается. Тяжелые обстоятельства давят на плечи, а ни спешить, ни повелевать с бухты-барахты нельзя. Арабский конь совершит два перехода, потом изнемогает, верблюд, соблюдая безразличие внешне, неторопливо шествует к цели и достигает ее. Лабиринты истории хитрее сплетены, чем маршруты песков пустыни. Когда за твоими плечами миллионы поверивших тебе, ночами может являться леденящий страх. А там — в сердцевине миллионов — лидера не видят и не знают, а порой и не могут понять, верно ли выводит и насколько долог путь? Закрадывается смятение, что он сделал, кто он и откуда — этот необычный человек?

…Отблеск факелов, гортанный ор, ржанье жеребцов и визг человека, которого резали,— в погромном кошмаре Мейса, успев схватить какое-то тряпье, вывалилась в окно. Брат на синеющей под луной тропе тяжело дышал: их спасут только горы. Из Кафанского района Армении они потянулись через перевал. Путь не перестал быть опасным: волком кусался холод. У Мейсы посинели на ногах пальцы: началась гангрена. Брат накалил на костре кинжал, сказал, отворачиваясь: «Ты их лучше отрежь, а то — смерть. Я. я не смогу». Она сделала, как он сказал, обсыпала раны золой, обмотала култышки тряпицей. Ей было тогда лет двенадцать.

В селе Кяляки Ордубатского района Нахичевани Мейса провела оставшиеся девяносто лет. Гадыр-гулу взял ее в жены прежде, чем он погиб на она родила четверых сыновей — Ибрагима, Мурада, Эльмурада, а в тридцать восьмом появился на свет божий Абульфаз Эльчибей.

Здесь не вносили в дом заряженное ружье ненависти к иноплеменникам. Разреженный воздух высокогорья властно звал к размышлению о чём-то возвышенном, тем более, что хлеб был свой, а в долину приходилось спускаться лишь за солью. Оживление вносили геологи, были в их числе и армяне, русские, евреи. Вечерами веселились, спорили, но не было и намека на распри, прошедшие усобицы не вспоминались, новых никто не предвидел. Братья Абульфаза тоже стали геологами, он пошел другим путем — на восточный факультет.

И вот он признанный ученый-арабист, автор полусотни научных томов, давно, однако, открестившийся от филистерского принципа: «Мой том — моя крепость!». Кандидатскую — да, защитил, и докторская у него давно готова, ему было чт сказать свое в науке, но совестью он не торговал, не пресмыкался и не подличал, и с самых ранних лет отличался бессребреничеством и прямотой. Он не был дервишем, а мог и покутить, как истый бек. Он мог, казалось, и при тех властях жить припеваючи, но он откровенно фрондировал перед ними. Юношей он был командирован в Египет переводчиком — вот вроде бы окошко для карьеры. Но. Всесильный тогда Хрущев нанес визит Насеру, а скромный переводчик нанес обиду Хрущеву — отказался пожать ему руку, настолько он уже и тогда не переваривал партократов. Гревшиеся под солнцем Асуана сынки фортуны перли в Союз тюки с барахлом, тряслись над валютой Эльчибей ни на фунт не купил даже изюму, все банкноты разошлись на книги да на подачки неимущим.

Вольный как ветер, он счастлив был в друзьях и учениках, и это не о нем слова Иль-Мутаннаби: величайшее несчастье — когда нет истинного друга. Друзья, родные помогли ему обзавестись квартирой, но вскоре он опять был бездомен. Но хотя он и проповедовал в университетских лекциях скорый конец тоталитарного режима — власти в тот раз были ни при чем. Абульфаз-бей сам себя лишил права на жилище. Его товарищ женился, комната и стала подарком Эльчибея. Тот товарищ, кстати, потом оказался в щекотливом положении, когда Абульфаз-бей находился уже в казенном доме: его судили за «антисоветскую деятельность». Товарищ же готовился к докторской, все так гладко шло, и — надо же! — могло так гадко завершиться. Пригласили свидетелем, откажешься или скажешь не то — ку-ку, диссертация. Абульфаз-бей, он чуткий, понял муки былого товарища, поднялся со скамьи и за свидетеля ответил допрашивающим: да я это и это, точно помню, говорил при нем, а то он, может, не признался? А потом еще он брату записку передал, пусть брат товарищу его бывшему банкет шикарный закатит. По случаю докторской. А то ему, товарищу, стыдно будет за малодушие и отступничество.

Он не тянулся к роскоши, ему все заменяло человеческое общение. И горд был до застенчивости: друзья говорили, что в чужом доме он даже стеснялся сходить в туалет. В тот год — 1975-й, когда судили его, он потребовал удалить всех женщин из зала. Мать его сидела на первой скамье. Он отказывался давать показания, пока Мейсу-ханум не проводили. 1975-й был годом хвастливого лозунга «Широко шагает Азербайджан!» Никто не хотел подумать, как легко рвутся штаны при таком размахе. Сторонники сторонились Эльчибея — боялись приходить на суд и в тюрьму к нему. Один сказал на свидетельском допросе: «Учитель! Извини, что я подписал этот листок. Видишь на нем кровь, и пальцы мои перевязаны— это меня табуреткой по рукам били. »

Его лишили свободы, но не смогли отнять волю. Конечно, он мучился, когда, выйдя из заключения, увидел, что его почти все избегают: боятся. Друг его Вилен Эппельбаум пошел по окрестным домам: он боролся за нашу свободу, а вы прячетесь от него, словно он зачумленный, стыдно вам! И после этого десять дней подряд приходили люди, десять дней подряд он снова говорил все те же вещи о близком крахе империи. Тюрьма его не исправила. Он еще больше стал говорить о свободе азербайджанского народа. Тюрьма его не сломала.

Бьется взволнованно сердце, углем вспыхивают зрачки — он не успокаивается, листая желтые средневековые манускрипты, испещренные арабской вязью, за которыми зарева пожарищ и топот кобылиц по каменистым тропам. Спрашивая прошлое — вопрошай о будущем, века кровопролитий счастья не несут. «Но дважды ангел вострубит на землю гром небесный грянет: и брат от брата побежит, и сын от матери отпрянет. » Пушкин тоже не дает ответа, но ясно одно — джихады с газаватами не принесут исцеления: черной дырой становится воронка кровавого карабахского омута. Нельзя было отсиживаться в архивной тишине неприметный дотоле сотрудник института рукописей организовал Народный фронт и стал его непререкаемым и до поры, до времени бессменным лидером.

Арматура власти виделась несокрушимой. Абульфаз-бей верил, что, если не он сам, приверженцы его идей дождутся лучшей доли. Он был всегда готов к самопожертвованию и был всецело отдан борьбе. Он говорил, что вообще не собирается жениться, но потом решение изменил. Ведь если завтра умрут чьи-то дети — народ скажет, у самого нет детей, а наших сыновей он уводит на смерть. Нет, пусть уж и его собственные дети тоже умрут за свободу. Довольно поздно — ему было уже сорок два — сыграли свадьбу. Халима-ханум давно была знакома Эльчибею — чуть ли не родственница. Двое детей — дочь Чиланай и сын Тургут.

Тынянов в «Смерти Вазир-мухтара» приводит в одной из глав эпиграф из Саади:

«Не подходи к дверям эмира, вазира и султана, не имея там тесных связей: швейцар, собака и дворник, почуяв чужого, схватят его за ворот и за полу».

Шансов увидеться с президентом не было. Но мы в бакинских коридорах власти отыскали своего умного и умелого Вергилия – Новеллу Джафарову, знающую президента тридцать лет. Она и стала нашим заветным «сезамом» -выручалочкой, заткнувшей за пояс помпезную пресс-службу аппарата, Новелла-ханум, Аллах ведает как, дозвонилась-таки до Абульфаз-бея. И когда нервы были уже измочалены, словно корд на покрышке, она сказала: в полдень едем к нему.

IV. Аудиенция.

Она толкнула кованую дверь, гортанно-певуче провозгласила что-то охраннику, и вскоре мы входим в вестибюль – без всяких проверок! — а из него в небольшой зал. Длинный стол, стулья с высокими спинками, пейзажи, рояль. В принципе — скромно. И он вошел — лёгкий и ловкий, излучающий одухотворение, словно сошедший с официальной фотографии. Взгляд-рентген метнулся и затих почти с ласкающей доверчивостью. Полушутливо сказал, что, дескать, он не слишком складно говорит по-русски. Но это он лукавил: мысль отточена, в речи нет лишних слов, исподволь он перешёл к серьёзной теме – взаимоотношениям республик бывшего СССР.

Тонкие руки сжали чайный стаканчик в форме груши.

— А я сам против СНГ. Я этого не принимаю. Потому что у этого содружества нет механизмов – экономических и политических. Пока… До сих пор очаги напряжённости. Молдова… Ничего не сделало СНГ. Грузия – ничего. Армения-Азербайджан – ничего… Только когда Россия с Молдовой один на один стали договариваться – чего-то хоть добились. Видимо, двусторонние отношения лучше, чем одиннадцатисторонние. Одиннадцать – это, извините, колхоз.

— К сожалению, господин президент, о вас мало что знают за пределами Азербайджанской Республики. А между тем ваша судьба уникальна.

— Но что значит уникальна? Что заставит человека преодолеть свою инертность? Идеологический заряд. Если человек религиозный, он скажет: Бог таким создал мир. Материалист считает, что все от природы — и человек, и дерево. Но основной движущей силой жизни, или ее энергией, или. ну скажем, атомом — каким-то атомом! — есть для человека Идея! Если вы в нее влюблены — она вас сама заставит действовать. Если нет — то. Физически сильный, умным — будете работать. Это ничего. Нормально. Но! Если есть Идея — вы никакой усталости никогда ни за что не почувствуете. Не знаю, смог ли я вам это объяснить? Надо иметь идею и быть влюбленным в нее. Всегда! Даже когда в тюрьме сидишь, знай — и там тебе светит звезда иди к ней. Дойдешь! Надо очень немного: всего лишь быть обыкновенным — или солдатом своего народа, или солдатом своей идеи. Вот и весь секрет. И не надо стремиться быть руководителем, направляющей силой и тому подобное. Не надо.

— Какой исторический герой вам интересен настолько, чтоб ему хотелось подражать?

— Нет, подражать я никому не хотел и не хочу, чтобы люди мне подражали. Я тоже другой, и это в каждом должно быть. Пусть плохо ли, хорошо, но. Пусть будет оригинально! У меня, когда был студентом, был такой ориентир — народный герой нашего средневековья Бабек. Двадцать лет он боролся против империи. Халифата! В девятом веке все происходило. Бабека схватили, четвертовали в Багдаде. Этот герой всегда был интересен — я думал, не дар ли это судьбы — отдать жизнь ради свободы. Еще Спартак мне интересен, Хуан Чао.

— Они — мученики, страстотерпцы. Знаю, что и вы пришли к пику власти не из-за амбиций и честолюбия, а волей избравшего вас народа. Во все времена господином становился тот, кто смел, не боится смерти, но и никогда не жертвует достоинством. Подлинный аристократиям связан с демократией, а она — это еще Карлейль говорил — опоясана бурей. Но Бабек, Хуан Чао. Скажите, ужели лишь держа голову на плахе можно добиться торжества справедливости и разума?

— Я все думал, почему эти герои так трагически завершили свои жизни.

Вот был Саттар-хан. В начале века он возглавил восстание в Тебризе против шахской власти. Победил, но потом погиб. Почему? И помощники его худо работали, да и сам он не умел маневрировать. А эти проблемы надо решать. Об этом я думал, когда читал книги о Наполеоне, Черчилле, Вудро Вильсоне, Эйзенхауэре. Да, надо знать, чего хочет народ, но нельзя не интересоваться, как к этому прийти. Но во главе угла — идея. Если я был в тюрьме, если бы меня не стало — были многие, кто мог бы меня заменить. Смотрите, у Ленина чт на первом месте? Идея. Правильно-неправильно — потом разберется. Он думал: это альфа и омега всего сущего. Если б он не верил в это — не добился бы того, что сумел. Может, потом он и думал: а правильным ли путем он пошел? Это уже другое. Но я, когда увидел, сколько в делах Ленина—Сталина жестокости, увидел, что раз в жертву приносятся сотни, тысячи, убедился — это уже не жестокие люди — маньяки!

— А как вы вообще смотрите на право карать и миловать, что вы думаете о смертной казни?

— Я против казни любого человека. В принципе. Пусть он самый последний, дикий, но. Человек же! Есть несколько вконец диких существ в природе — ну скорпион, например. Но там борьба за существование, естественный отбор. А кроме зверья, есть и люди. С человеческим мышлением. Поэтому я за гуманность.

— Военная коллегия Верховного суда Азербайджана недавно приговорила к расстрелу русского лейтенанта Евгения Лукина. Он якобы скомандовал открыть огонь по напавшим на охраняемое им военное училище. Трое убитых. Считаете ли вы необходимым добавить к ним четвертого или отыщете возможность помиловать обреченного?

— Мне, конечно, тяжело будет убедить матерей погибших, что лишней смертью их сыновей не воскресишь. Но помиловать нужно. Ведь и у осужденного есть мать.

— Нас всегда учили интернационализму. Нас не может не волновать судьба русских — в том числе в Закавказье. Тяжело всем, но особенно — нацменьшинствам многие рвутся пополнить ряды беженцев.

— Эти конфликты — межнациональные — всегда начинаются с. базара. Власти не должны допускать розни. У нас полмиллиона русских людей, и мы не хотим, чтобы они уезжали. Конечно, есть и провокаторы, которые готовы нас всех поссорить.

Мне бы хотелось заметить еще и другое. Почему был всегда унижен азербайджанский народ? А почему, скажите, шестьдесят миллионов курдов не имеют своего представителя в ООН? Почему сорок миллионов тамил его не имеют, тогда как любое карликовое государство Африки — полноправный член сообщества планеты, почему? Тут является в голову мысль о самоопределении нации. Вот — история. Начали все англичане, потом немцы, итальянцы и вот — Россия. Смотрите, что было. Из Франции, из просвещенной Европы вовсю глазели на Петербург — что-то он выкинет новенькое! А потом началось уничтожение российской интеллигенции — сперва в рамках империи, дошло до Азии, до границ Ирана.

— Из прекрасного далека может показаться, что у вас много внимания уделяется исламу. Но даже краткого пребывания хватает, чтоб убедиться, что фундаменталистов здесь днем с огнем не сыскать. Недавно, кстати, был принят закон о религии. А у вас лично, господин президент, какое к ней отношение?

— Надо смотреть, кто как представляет Бога в себе. Нас не учили метафизике. И зря. У метафизиков есть целая теория доказательств существования Всевышнего и прочих сверхъестественных сип. Но все это — логично. А Бог. Но какой Бог? У каждого, на мой взгляд, должно быть об этом свое личное представление. Но жить без света в душе нельзя.

— Из человека, не имеющего своего пристанища в Баку, вы вознеслись на Госолимп. Наверное, резко изменился и ваш образ быта. Часто ли вы отдыхаете в кругу семьи, есть ли у вас увлечения?

— Нет у меня сейчас никаких увлечений — только работа. Сколько сплю? Часа два в сутки, ну потом — как свалится усталость — могу и часов десять проспать беспробудно. А семья. Нам сейчас совсем не удается видеться.

Баку производил впечатление мирного, счастливого города. Если не замечать полицейские патрули с автоматами, перегораживающие ночные улицы: ищут оружие у проезжих. Пехлеваны, ощетинившись гуттаперчевым дрекольем, прочесывают вечерние авениды. Зато тут теперь ходят без опаски за честь, достоинство и сбережения.

Веял хазри — бакинский норд. Мы ждапи взпета около восьми часов. Но все, чему надо быть, случается. Лайнер «пробежал, как по супьбе», и вознесся, являя взору в последний раз амфитеатр каменистого ппато, обнимающего чудесный, полыхающий огнями город, созданный для мира и любви.

1992.

Постскриптум.

Кстати, настоящая фамилия Абульфаза Гадиргулии оглы Эльчибея — Алиев. Президентом Азербайджана он был всего год — 1992-1993. Но в период его правления страна погрузилась в политическую нестабильность с ухудшением экономического положения, а успешные военные операции обернулись тяжёлыми поражениями в Карабахской войне. Кризис, вызванный вооружённым мятежом в Гяндже во главе с полковником Суретом Гусейновым, привёл к самоотстранению президента от руководства страной, а затем и к отставке, которую решил исход всенародного референдума. Из Нахичевани триумфально вернулся живший там после отъезда из Москвы Гейдар Алиев, а Эльчибей отправился на свою родину – в ту же Нахичевань, и в августе 2000 года умер в больнице Анкары.

Источники: http://ru.faktxeber.com/gggggg-ggggggg-ggggggg-gggggg-gggggg-g-ggggggggg-gggg-1993-gggg_h422660.html, http://www.proza.ru//10/27/1474