Главная » Статьи » Что Где Когда

Где В Баку Кошачий Доктор Координаты
где в баку кошачий доктор координаты

Как купить ученую степень

В Германии появилось первое учебное заведение, которое готово развернуть торговлю учеными степенями. Таково логическое завершение темы, которую я обозначил в статье Гутенберг не той системы , опубликованной в Секрете 12 июня

Александр МЕЛАМЕД, собкор еженедельника Секрет по странам Западной Европы

А у нее сразу две ученые степени. Фото: dezinfo.net

ДЖАСПЕР КАК ШПАРГАЛКА

Господину Мартину Кеттерингу, президенту Высшей школы изобразительных искусств, Лерхенфельд, 2, 22081 Гамбург

Уважаемый господин Кеттеринг! В связи с обнародованным вами предложением о покупке звания доктора наук, готов перевести на банковский счет вашего вуза указанную вами сумму в 50 тыс. евро. Прошу вас уточнить ваши банковские реквизиты и дату получения мной почетного титула. С дружеским приветом.

Письма с подобным содержанием еще не поступали, но вот-вот начнут приходить по этому адресу.

Идея выставить кандидатскую степень (доктор наук соответствует российскому званию кандидата наук) на продажу пришла в голову председателю комитета по присуждению ученых степеней Высшей школы изобразительных искусств (ВШИИ) Гамбурга, профессору Хансу-Йоахиму Ленгеру. Главная подсказка пришла в связи с развернувшейся в ФРГ компанией по обвинению в плагиате видных политиков, которая началась с министра обороны Карла-Теодора цу Гуттенберга, - говорит профессор. - Из-за скандала он был вынужден несколько месяцев назад оставить свой пост и распрощаться с политической карьерой. Согласно эффекту домино в вузах начались экспертизы работ высших персон и депутатов парламента. И тут выплыла мало кому знакомая фигура Дитера Джаспера .

Не очень известный депутат парламента Дитер Джаспер - один из трех обладателей докторской степени в Бундестаге. К этому титулу он пришел, купив его накануне избирательной компании в третьем избирательном округе Вестфалии, иначе бы ему никогда не стать доктором. Он об этом сказал честно и без утайки.

Для него титул был очень важен. Он использовал его в ходе выборов в Бундестаг в 2009 году. Он на 2 тысячи голосов опередил соперника из другой партии - социал-демократической. Произошло это, по мнению наблюдателей, благодаря научному титулу.

Эксперты оценили покупку докторской степени в 20 тыс. евро. Поэтому 5 тыс. евро, которые он, по мнению прессы, должен был заплатить в виде штрафа за приобретенный титул, - относительно невысокая цена за его место в комитете по экономике Бундестага, которое он продолжает занимать, несмотря на скандальное разоблачение. Титул dr исчез из названия его сайта, однако его обладатель по-прежнему в парламенте.

- Стало быть, - сделал вывод профессор Ленгер, - следует лишь узаконить факт покупки ученой степени. Вопрос один. Цена. Она должна быть такой, которая устраивала бы продавца, которым становится наша школа.

ПОЧЕМ ТИТУЛ?

То, что академическое звание в Германии можно получить, не испытывая ни малейшей тяги к академическому творчеству или просто купив, как бутылку пива, или, как в случае с Гутенбергом, копируя чужие статьи целыми абзацами без указания авторства и, по сути, присваивая чужую интеллектуальную собственность, вызвало в обществе шок.

Немецкая пресса отмечает: в Майами можно купить научное звание за 150 евро. Но попробуй это сделать в Бишкеке. В Киргизстане придется выложить за нее уже 25 тысяч евро. Так что с Джаспера взяли, судя по среднеазиатским меркам, еще по-божески. Вероника Засс, дочь бывшего премьер-министра Баварии Эдмунда Штойбера, была лишена научного звания: 25 страниц ее труда Регулирование мобильной связи - прямое копирование уже опубликованных работ. Заподозренная в плагиате Сильвана Кох-Мерин скандала, подобного цугутенбергскому, решила не дожидаться. Любители точности приводят цифры: 56 заимствованных страниц из 201 ее научной работы составляют 27,9 процента. Использование источников без указания ссылок является грубым нарушением научных стандартов .

ЭФФЕКТ ДОМИНО РАБОТАЕТ

Карла-Теодора цу Гутенберга упрекали в отсутствии не кавычек и имен авторов цитат, а порядочности. Качества, которое применительно к политику такого ранга вообще весьма сомнительно, однако, согласно стандартам, по которым живет Запад, ценится высоко.

Популярность можно купить простым поканияем. Научную степень - живыми деньгами. Учитывая особенности немецкого менталитета, который не признает никакого черного нала, - перевести деньги на банковский счет.

- Не следует воспринимать это как оскорбление, - уточняет профессор Ленгер. - Это логическое продолжение политики по отношению к вузам, которая ведется в течение последних десятилетий. Университеты и высшие школы превращают в коммерческие предприятия, научная работа подвергается жесткому экономическому диктату.

По его словам, недавние политические скандалы в Германии показали: диссертации пишутся плагиаторами ради ученой степени. Она становится символическим капиталом и не имеет ничего общего со знаниями, наукой или искусством. В этой ситуации было бы разумно облегчить жизнь всем участникам: вузы, которым государство постоянно недодает необходимых для развития средств, получили бы приток средств в кассы, а те, кто так высоко ценит научные титулы, - возможность их носить.

Сходная цена была определена в 50 тысяч евро. Doktor pecuniae causa - так будет именоваться титул: доктор наук за деньги. Писаться это будет так: Dr. p.c. Нередко при обращении никто не уточняет, какие еще буквы стоят после столь вожделенного Dr. говорит профессор. Таким образом покупатель может пользоваться незнанием собеседника, на которого можно уже одним Dr. производить впечатление и добиваться нужного эффекта. А эффект именуется - уважительное отношение.

Тех, кто в Гамбурге готов заплатить эту сумму за научный титул, десятки.

- Мы считаем, что это перспективный источник дохода. Мы становимся частью рынка. Продаем продукт, который имеет рынок сбыта, и на этой основе художественную школу преобразуем в коммерческое предприятие, - говорит президент ВШИИ Мартин Кеттеринг. - По крайней мере, мы точно знаем, что студентов на семинарах будет больше. Сейчас их недостаточно, поскольку многие из них вынуждены подрабатывать: надо платить за учебу. Получив дополнительное финансирование, мы сможем, к примеру, поддерживать самых одаренных студентов, не брать у них деньги за учебу, а, наоборот, приплачивая, чтобы они тратили время на творчество, на обретение знаний и развитие таланта, а не на поиск заработка.

Примечательно, что властные структуры Гамбурга, которые должны принять решение по проблеме, имеют в своих рядах обладателей научных званий, которые, не исключено, приобретены вовсе не путем собственных усилий. Так что, возможно, они - люди с понятиями о существе вопроса - дадут отмашку ВШИИ без особых угрызений совести и довольно скоро.

Использованы данные сайтов Deutsche Welle, Spiegel Online, Высшей школы искусств Гамбурга

Еженедельник Секрет (velelens.livejournal.com)

Колония КРЯЖ

Автор посвящает повесть Другу -

АНТОНИНЕ ГРАФОВОЙ

Надо бы зав клубом Веселовскому визит нанести, ответный.

…Как раз петля первой ГУЛАГовской «кругосветки» бригады захлестнулась…Позади, в восьмилетней дали циклопический капкан «2-й подземной столицы» под Жигулями. Потрясение нечаянной встречей в этой преисподней с забугорными инженерами и учёными – смертниками. Загнанными в беспросвет приволжских подземелий на гибель и забвении. Как же? Да блистательно задуманным и точно исполненным трюком Трилиссера ещё в бытность того начальником Иностранного отдела - ИНО - ОГПУ.

Позади нескончаемая муторная работа, потребовавшая ювелирной точности нам (зэкам) принципиально не доступного напряжения нервов и сил. Нервов, разрушенных Казнями перманентных следственных дознаний. И сил, уже сожранных Каторгою. Работа, заключавшаяся в Геодезической и электротехнической стыковке-монтаже с прокладываемым теперь Восточным контуром подходивших с Запада, - в основном, со стороны Москвы, Питера, Минска, Киева и Кавказа, - подземных каналов коммуникаций.

Позади Архи сложная пробивка, – в ералаше формирования Главного Узла Управления связью, - каналов подземных коммуникаций, восходящих к общему оперативному Центру и здесь звёздно сходящихся в гигантский ЖИГУЛЁВСКИЙ КУПОЛ-УЗЕЛ тоннелей малого диаметра. Перемежающихся уже с проходными - большего диаметра - монстрами.

И тут же - сцепляющий контакт их с наполненными сложнейшим оборудованием и технологической начинкой рабочими торцами разбегающихся на Север и Юг действующих и новых коммуникационных тоннелей…

От одного перечисления работ с ума можно сойти

Слава Богу, заказчики и кураторы стройки Подземного города невольно позаботились, что бы с ума не сойти – создали немыслимую отвлекающую головоломку тотальной секретности. Секретно было всё абсолютно. Но ОСОБО секретным, СВЕРХ СЕКРЕТНЫМ было Главное, только что не святое – ГЕНПЛАН гигантской стройплощадки будущей Второй Столицы с проектируемыми так же как сам город невидимыми его окраинами и пригородами. Конкретно – РАБОЧИЕ ВЫКОПИРОВКИ составляющих его деталей с геодезическими координатами всех, даже тупиковых, каналов и их пространственных осей. Только для повседневной оперативной привязки их рабочих участков необходимы были десятки разрешающих…экспертиз и демаскирующих согласований. Дурацких абсолютно действий, систематически останавливающих и надолго задерживающих работы.

Предстояло малую долю секретности этой раскрыть.

С годами некоторые тайны раскрывались сами. Внезапно, главным образом (но то – редкость величайшая). Для меня – главным образом моими регулярными субботними (накануне Высоких управленческих контрольных проверок) в поздние ночные (по часам) походами-прогулками в отсутствие вечно обеспокоенного внутреннего конвоя войск НКВД. Всюду просматривавшего всё и вся, вынюхивающего и лезущего повсюду

надзирательского корпуса. Злобной, пустой совершенно раздражающей бдительности вольнонаёмного персонала.

И в постоянном присутствие по ночам, - всё окарауливавшего, регулярно обходившего катакомбы и контактировавшего с нами. Но предельно спокойного, всегда абсолютно безразличного к нам и к тому, что мы, ээки, делаем НОЧЬЮ, внешнего конвоя войск ГБ.

Я ходил по абсолютно чистой к предутренним часам, - после тотального сквозного проветривания, до того заполненных непроглядной пылью и густой удушающей вонью, - слабо освещённой бесконечности железнодорожным и метрополитена тоннелям. По начатым отделыванием казарменным помещениям. Или по тёмным, только чуть видимым в мрачном свете контрольных ламп коридорам и кабинетам.

Ходил и ходил от безысходности. В нескончаемых и безрезультатных поисках выхода из безвыходной, казалось, ловушки.

Не находил. Надёжно была заперта!

Но искал, искал годами…

Только три года спустя после начала поисков в Жигулях случайно налетел вне очередным контрольным теодолитным ходом на то, что искал.

Открыл, - разгадав некогда заданную себе самому задачку, -что отсюда, из Центрального Узла Жигулей - на Восток, под Волгой, - проложены десятки… глухих, безумно сложных коммуникационных тоннелей. (ПРОХОДНЫХ в том числе. ). По сейчас не знаю почему и из-за чего не используемых по назначению. Где-то на траверсе Безымянки заглушенных… Засекреченных настолько, что они не были нанесены даже на факсимильный двойник ГЛАВНОГО ГЕНПЛАНА. Тщательнейшим образом все эти годы исследуемого мною во время моих субботних походов по объектам. Армейскими патрулями охраняемую ТАЙНУ № 1 – эту самую копию, висевшую в кабинете начальника моего - полковника Владимира Вольфовича Шацкого. Подлинник которой, самим Саркисовым утверждённый, под силовой электро шторой покоится в Главном кабинете Главного здания по улице Чапаева гор. Куйбышева (Самары)…

И открыл то волею ПРОВИДЕНИЯ,… Очень нуждаясь в таком открытии и моля ЕГО открыть. До того Г О Д Ы продумывая мучительно совершенно бесполезные для воплощения в металл реальности пути спасения из Жигулёвской мышеловки тех, кто сам этого никогда сделать не сможет. Того мало, кто уже не успеет этого сделать. Ведь ликвидации одних только выработавшихся в катакомбах у Саркисова работяг постоянно, - не прерываясь, - шли в Бочаровских спец зонах НКВД на левом берегу Великой реки … Вне очереди – спецов-иностранцев… Этих - в Гнездовском монастыре Института…

Однако, однако, теперь и это ОТКРЫТИЕ и все связанные с ним последующие события позади.

Да что там - позади ДАЖЕ трагедия Красноглинской попытки «разгрузки» страшного Бакинского этапа. Большой крови Свалка и бой с карателями. «Спасительный» маневр Шуры, Александра Евгеньевича Голованова, брата моего названого - и Ильи Соломоновича Раппопорта, прокурора Волжской Военной Флотилии позади! Позади многоходовая отправка меня, - и со мною трёх товарищей моих, - теперь уже в ледниковую ловушку Земли Бунге острова Котельного Новосибирского архипелага.

Арктическое ледниковое это кладбище позади.

Позади лютый ад чукотской Бухты Угольной и Планеты Колымы, гибельные болота Амурского понизовья.

И вот – надо же - снова Самара. Южная точка огромного Безымянского лагеря-монстра. Снова… ещё одна ленинская комната Гулага – колония Кряж…

Почему, однако, через восемь лет, вдруг, дёрнули меня обратно сюда… через всю Сибирь и пол Европы?

Зачем.

Неужто на Самарской Волге (в самом ОГРОН – Отряде горных работ особого назначения, - достойном близнеца ЭПРОН (тех же работ, подводных только), - не поднабралось за восьмилетие сколь надо сотен опытных кессонщиков? И нужно было, - за три девять земель восемнадцать суток, да в «вагонах-заках», - гнать снова для города в Жигулях и на колодцы крекинг заводов Липягов-Мордовских отряд из восьмисот таких уж незаменимых спецов-арестантов…?

Не-ет!

Видно, не потом-у…Не потом-у и не вдру-уг…

А может, проще всё: должок за державою (или за нами?) – по сегодня не оплаченный-не исполненный - «заочный» трибунальский (войск НКВД) приговор…за красноглинскую кровь и, якобы, за побег - Вышак…

Долго искали – нашли?…

За ними не пропадает…

(О крови той, - не можется кому, подробно - подробней некуда: передачи «БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЕ», Радио РОССИЯ, 21-24 дек.1990г. М. редактор Александр Кошелев, тел. 311-07-57 ещё рассказ «БАКИНСКИЙ ЭТАП», РОМАН ГАЗЕТА, 17 февр.2000г. Тель-Авив). Ещё - одноимённые выкладки в Электронных библиотеках Александра Белоусенко и на сайте ПРОЗА.РУ).

…Дожидаемся. Вкалываем. В Липягах, временами (когда там аврал!) под Жигулями. И вот уже четвёртый месяц живём-числимся в колонии КРЯЖ (или ОЛП-5-м). И ждём. Ждём.

Чего ждём? Не знаем - не говорят.

А нас наша НАСТОЯЩАЯ постоянная работа ждёт.

Впереди… у ОГРОН, - у нас, значит, - главное и неотложное - прокладка группы тоннелей коммуникаций связи города под Жигулями в направлении Восточной Сибири, Дальнего Востока и Северо-Восточной Арктики.

Конечно, конечно…Ещё впереди у нас катакомбы, скорей всего, до конца крысиной жизни под Жигулёвскими божественными ландшафтами.

Ещё …те вот встречи тайные и волнующие – если состоятся, если иностранцы наши живы еще. Если уже НЕ ИСПОЛНИЛИ ИХ … мудаков Американских…

Но вот нежданное открытие уходящих под Волгу заглушенных каналов… И чьи то судьбы, как судьбы хотя бы поминаемых мудаков круто высветлились… Именую их так, чтобы жестче глупых бедолаг не обозвать.

Им, когда их к нам вербовали – ярых коммунистов и верных леваков - предлагали указывать во всех вербовочно-страховочных ксивах.

- приглашают их власти Анголы. Или Мозамбика. Швейцарии или Андорры или Сан Мариино даже - всё едино. Почему бы нет! Оговаривали: накинут крупно за это.

Везли, правда, через Африку. А прежде через ту же Швейцарию. Путали Интерпол (или как тогда это звалось). Обязательно ТАЙНО через ТРЕТЬИ СТРАНЫ доставляли к нам.

У нас тотчас направляли куда надо – на самую важную, нужную и… особо секретную военку НКВД. Тут (в зонах уже) ожидали их особнячки с невиданного класса оборудованием и обслуживанием. Магазины-выставки с фантастическими наборами товаров. Почти что…как дома у них.

Почта… Правда, Почта никогда ничего не отправлявшая. Шикарные Клубы с отборными бабами. Всё - в… зонах вблизи от мест работы. А работа – известна где и какая. Ведь дома, на родине (в той же Америке) кризис. Миллионы безработных…Голод… Мафия… Кошмар!

Здесь рай!

В качестве дружеского презента во время подоспевшему завербованному вручали торжественно отредактированные Константином Паустовским альбом ТУРКСИБ и Алексеем Максимовичем Горьким юбилейный фолиант СССР на СТРОЙКЕ!

Мышеловка захлопывалась.

Спец вкалывал ОТ ДУШИ - ударно – за такие-то деньги!

Регулярно получал обусловленное безмерное вознаграждение, - огромное, не мыслимое ни в какой стране. Тут же, в зоне, самим получателем откладываемое в сберкассы или банк на открытые счета. Умевшие и привыкшие работать спецы вкалывали в спец. КБ, в лабораториях и на безразмерных производствах – тоже в зонах. Отдыхали на дачах при зонах. Лечились в зонах-больницах На курортах-зонах. Получали из дома… через те же Мозамбики и Анголы, даже через Берны и Женевы любимую прессу с информацией, интересующей тот же ИНО ОГПУ или уже НКВД, И, регулярно, письма из дома. Правда, - специально оговорено было изначально: особый характер ОСОБЫХ РАБОТ (за ТАКИЕ особые деньги!) и ОСОБОЙ СЕКРЕТНОСТИ исключал письма домой…

Время приходило: кончался контракт. Антракт начинался. Известное Руководство предлагало продлить дружеские деловые связи. Спец, которому до рвоты надоело всё, кроме особого вознаграждения, отказывался – устал, мол. Скучает по дому - не соглашался оставаться. Упирался – в банке огромные суммы накоплены. Время - домой. Время - снимать немыслимый урожай - пожинать плоды…

Известное Руководство настаивало мягко и мягко в увольнении отказывало. Спец – американец, как правило. гражданин Великой державы, или – этих меньше - подданный Её величества грозился консулом и судом…

Известное Руководство апеллировало к сознанию, даже к здравому смыслу:

- Сообрази, мудак, на кого и где работал и что делал? Разве ж с такими знаниями и багажом ОТПУСКАЮТ?

Резюмэ - прямое и честное:

- государственная тайна у нас превыше всего и сохранена быть должна. Потому немедленная ликвидация с отъемом заработанного…

Некоторые понимали (не сразу, сначала) что случилось и что ждёт. Внимали, - не чинясь и не залупаясь особо, - предложению:

существование продлится сообщающим реквизиты возможных кандидатов. Всё!

Такое было На Урале. В КУЗБАССЕ. В Приморье. В ДОНБАССЕ …Везде где по-крупному строили особые объекты.

В Поволжье осчастливленные (оставленные в живых!) бывшие иностранные специалисты, - ласты в браслетах завернув за спину, - тропотили (чимчиковали – по новой фене) в Жигулёвские подземелья большой ЗОНЫ Новой Столицы доживать, Условно, конечно. Теперь уже за пайку и баланду под тройным конвоем.

Под крышей возведения Сооружения Века - плотины самой мощной в мире Куйбышевской ГЭС. Под непосредственным патронажем товарища Саркисова – начальника строительства.

Справка: Ни одного цента из государством оставленных у себя валютных накоплений счастливчика, на арестантский ларёк он не получает.

Ожидающая нас группа каналов, как и сама Резервная столица, запроектированы задолго до начала Второй мировой войны. В самом конце 20-х – в начале 30-х.гг. Много прежде беспримерных масштабов эвакуации в Поволжье.

Конечно, до проложенных нами много позднее и только-только сдаваемых в эксплуатацию сетей ливнёвой а потом фекальной канализаций Безымянки, Смышляевки и Зубчаниновки (идущих под мощнейшими толщами уникальных чернозёмов с Севера на Юг по естественному склону местности до реки Самарки.

Ко времени, о котором рассказывается, сети ливнёвки и там же канализации фекальной, состояли из десятков подземных проходных каналов под огромной площадкой строящихся авиазаводов и Соцгорода, Располагалась площадка на территории четырёх ликвидированных СОВХОЗОВ-ГИГАНТОВ. С 1938 года вышедших из севооборота…

О том, что последовало за моим долго ожидаемым открытием, ниже.

…Жомини да Жомини…

А о Веселовском ни пол слова…

…Ответный визит завклубом нанести, однако, надо!

Мой бригадир и друг Стёпа Синёв напоминает сурово: - На самом деле, гадство како то: Парень такое сделал (за пару недель смонтировал сложнейший контрольный электро и автоматики щит для нашего хозяйства), а мы спасибо не сказали…Засранцы последния!

Отнеси сальца яму, сельдю, колбаски. Сыркю…Ну, чаю-сахару, Печенюцу…Ещё что нить…Подсобери…Отоблагодари за всех…

Веселовский встречает на пороге клуба – открывает после долгих настойчивых пинков в двери ногою:

- Разгремелись…Ходит, шпана. Это не о тебе… Кнокает…

- Только комсомольцам можно?

- Нет, конечно. Но всё же…-

Впустил.

На столике у двери, раскрыв, тщательно осмотрел сидор с нашими подношениями…

- Ох ты! Ёлки зелёны… Ну, товарищи…За сало, за масло… за остально-ое – спаси-ибо! В самый раз. Домашние, небось?

- Какое? От товарища Берии Лаврентия Палыча… Персонально для бригады (не знаю, где и кого как, а нас, кессонщиков, «за отличную работу» регулярно подпитывали раз в месяц продуктовой «посылкой ГУЛАГа» - американскою железной бациллою, о которой вольные забыли давно и не вспоминают…Джентльменским набором на восемьсот лбов в ящиках из-под макарон - по тридцать килограммов каждый… Не от большой любви к нам, конечно. Просто, что бы выживали, да ещё и вкалывали под «атмосферами» в водолазной робе. Или «так», под колоколом…

И снова и снова мучит, мучит загадка, почему.

Почему через восемь лет, вдруг, дёрнули нас сюда…обратно –

Долго беглецов искали – нашли…За ними не пропадает…Не-ет…Уж собственной то крови они не забудут…

…А пока дожидаемся - работаем. В Липягах – точно. И вот уже четвёртый месяц живём-числимся в колонии на Кряже (или в ОЛП-5-м). И ждём. Чего ждём? Не знаем - не говорят.

Веселовский повел меня через зальчик с деревянными скамьями, через комнатку у сцены слева, через саму крохотную сцену и, наконец, провел в комнатушку совсем за сценой.

- А не прямо почему - из зала?

- А ты, случаем, не от опера, - вопросы задаешь. Шутю. Прямо - не пройти. Люблю чтобы надежно: раз здесь работаю, значит, один и знаю как проходить. Сейчас будем пить чай. Добро?

- Всегда!

Он взял старенький чайник. Где-то в тамбуре налил воды. Вернулся и снова вышел. Я поставил чайник на плитку, стал искать глазами розетку. Нашел, попытался вставить в нее вилку шнура - Веселовский от двери крикнул:

- Т-т-ты что! Не притрагивайся ни к чему! Надо спрашивать… Смотри! - он вывинтил лампочку в самодельном настольном ночничке в зальчике, поставив табурет на шатающуюся скамью, вывернул чуть в люстре еще две лампы вернулся. На сцене за кулисой включил рубильники, почему-то не загоревшихся от этого софитов, включил в первой комнатке молчавший репродуктор. и после всего этого разрешил:

- Теперь включай!

- Зачем вся эта чернуха с вывинчиванием?

- А затем, дорогой друг, что - хоть это и мелочь, - чайник - только я один знаю, как включить плитку. Понял?

- Нет. Зачем так сложно?

- Я хочу жить, парень! Не ясно? На это мое место - сотни рвущихся и жаждущих! Голливудский конкурс! Из них сто процентов схавали бы меня с потрохами чтобы занять это место. А я вот уже четыре года скоро завклубом! В самом блатном качестве да и в такой из блатных блатной зоне! И привет! И будь здоров Живу. А на общих - на кубаже - сдохну через неделю: чахотка же с блокады! Ты вот мантулишь на общих, и если здоров, привык, вжился-вработался, то социально защищен , - очереди рвущихся к вам в кессоны не предвидится на моей памяти кессонами пока еще пугают в ГУЛАГе самых бодливых. Потому тебе не понять какие усилия уходят на то чтобы усидеть в этом сортирном клубе в отдельной кабинке. И более или менее спокойно работать. Я, дорогой мой, к примеру, уже три года пишу учебник по электротехнике. Что выйдет, как пойдет дальше - не знаю, но пока держусь. Тебе хорошо: попал пацаном - без комплексов и здоровым. В кессонщики дохлых не берут? Так? Меня взяли стариком - в двадцать восемь. Да после двух блокадных зим. Это я здесь, в зонах, понял, что мои блокадные - шуточки для любителей. Но кроме голодухи давил и питерский гонор с обратным знаком: такое вынесли, кто вынес ! Потом, - я же советский инженер. Следовательно, человек, обремененный высшим образованием. Условным, конечно. Это, товарищ, штука страшная. И бремя наше - не со вчера , - еще великий Сперанский говорил: - у нас в России образование - не самоцель, а возможность жить за казенный счет. Ты вот, не обремененный, попал в бригаду, вработался, привык и плюешь на них на всех. Снизу вверх, конечно. Но именно тебе так удобнее. Все правильно: работа у вас - каторга, но начальству архи нужная! До полной сдачи объектов или выпуска первой продукции - на чем оно звания и ордена хватает? На кессонщиках, да на укладчиках путей или монтажниках! Или на станочниках…На передовом рабочем классе, - это на тебе. Грамоты у тебя - средняя школа? Вполне - для гидромониторщика и маркшейдера. Работа без хороших харчей немыслимая. Сытые камикадзе. Сколько ваших по 08 (умершие по статистике) оформляют? Процент. А…. У кого еще такие успехи в боевой и политической? Потому вам и пайка большее, и баланда лучшее, - с рыбкой, даже иногда с мясом. И каша как каша. И премблюдо. Я ведь придурок - ошиваюсь в зоне, ведет меня кривая иногда и в сторону кухни. Потому знаю, кого как харчуют. Положение обязывает… Вот сало! - В ладонь! Посылка ГУЛАГА ! А у меня кровавые шмотки из легких. И каждый час ожидания: - Веселовский, падло, с вещами! Я не от зависти, товарищ. Просто задаю себе вопросы по методам защиты. Не обиделся? Понимаешь, чтобы сидеть здесь прочно нужно быть за опером или получать с воли сидора. И деньги, конечно, для презентаций Начальнику режима. Сам понимаешь, денег мне не достать, сидора-посылки не светят - родичи обосновались на Пискарёвке… Во славу полководца Клима Ворошилова, чтобы немцы не взяли город через его вонючий драгоценный труп. Как-то надо жить?

- Только за последние полгода на мое место было назначено четверо жаждущих. А меня четыре раза угоняли этапом! Легко ли?

- Но дальше Самарской пересылки выкинуть меня им не удавалось - моим дружкам-заклятушкам! Они как себе это все – назначение своё -представляли? Проще простого: вечером - кино для вольняшек. Народ впусти, кинобудку отопри, свет зажги, ленту заправь, проектор включи, звук проверь - пошло-поехало! Сиди, карауль конец: части – вправду, проще простого! Ан, хрена! Они только свет в будке включат, а из проектора уже дым! Черный, преимущественно, - так задумано для эффекта и обоснования последующей экзекуции. В конце концов, почему именно я, потерпевшая сторона, должен жалеть очередную суку. И ****ец узурпатору! Теперь его, вредителя , - на этап: проектор-то сгорел ! А меня, благодетеля, с почетом - обратно в зону, в мой клуб! Привезут, накормят быстренько по первому разряду из котелков для дежурного врача - народ-то вольный ждет, волнуется, негодует - и ходят вокруг как около девки в бане - ласково щупают и нежно гладят. Куда им, вольнягам, без кино? Да в нашей-то Кряжской Таракани? Ни дороги, ни света, ни автобуса до города. …Им самим и их женам с ребятишками?

- И опять: друг ты наш, Юрочка! А у друга Юрочки , чтобы только включить проектор - не считая манипуляций в зале - девятнадцать действий с оборудованием - электрическим и радиошкафа! И все – Shtreng geheim, - строго секретно, как в Гестапо. Господи, да чтобы перекрыть дым из проектора я пять ламп - все целехонькие, только в секретной грязи обмакнутые - местами меняю! Где им, бедным дотумкаться. И только так, Веничка, дорогой! Только так с имями, со сволочью завистливой да беспринципной.

Ты вот в дальней командировке обретался и не знаешь, как они Владимира Иосифовича выкинули на этап. Конечно – Соколов-Островский ! Он для них, как гвоздь в жопе - дворянин и, - мерзавец, - поет когда работает, как герой Юрия Олеши, в сортире… А что он САМ художник-постановщик Большого Академического - ГАБТА самого! Им плевать. Им чтобы плакаты с блевотными призывами - мелом по толю. Наглядную агитацию им, на которую сроду никто никогда не глядел. Он же гений! Таких в Мире - как Ширяев говорит, - мужик такой есть у нас, - трое! Из них двое на заграницу, один для здесь. Ну, поставили на его место' – ты представь! - художника ' из штрафных вертухаев. Так он не только не способен грамотно написать элементарную матерщину, хотя у него - что ни слово, то мат. Но руки у человека ходят ходуном от перманентных бодунов, и от прерванных палаческих геройств. И это бы ладно. Но он - нет у меня слов, чтобы его обозвать - содрал Соколовы холсты с подрамников, покалечив в клочья! Ему, оказывается, потребовались рамочки , чтобы обрамить творение века - Правила поведения заключенных. Поленился, сволочь, пройти в Лесораскройный или Столярный цехи и подобрать любые планки у любого станка. А полотна-то были, Веня! Он в них мастерство свое великое, он гений свой, душу свою высокую вложил. Они же для него, светлого человека, сами были светом спасения в этой лагерной преисподней.

…Я не очень завинтился? Не высокопарную.

Я о нем по-друтому не могу, не умею, Веня. Он ведь не только просто театральный художник. Он еще, вдобавок, великий станковист! И последний - или один из последних - художник, что знает краски! Это мое сокровенное - цвет. Я, Веня, сколько помню себя, из Русского и Эрмитажа не выходил. Жил там, практически. Питался духом экспозиций…

Не пропускал ни одного вернисажа, ни одной паршивой выставочки, где бывало все - великое и наоборот. Знаешь, на что я обратил внимание? Да один ли я, любитель в сущности, цветоман? На то, что с годами ушли мастера цвета. Их научили смешивать краски, но не научили их познавать. Ну, не знаю, как это тебе лучше объяснить.

- Не объясняй. Понимаю о чем речь.

- Ну, хорошо. Так вот, он еще знал секреты красок! Заметил? Я не говорю о секретах цвета. Такие секреты приходят с опытом. Конечно, у людей со школой, и талантом. Его же мастерство иного рода. У его полотен немеешь от. Божественной радости. Они как космический Кристалл - завораживают и разрушают в твоей душе всю подлую накипь, все нечеловечье, все лишнее и пустое. Расколюсь, Веня: - когда его отправили я заначил два его эскизных полотна - он их прятал у меня в кинобудке: декорации к двум актам Риголетто . Он ставил его в ГАБТе. В следующий раз покажу.

- Видел их, Юра… Извини, - мы дружны с Владимиром Иосифовичем. И знаю не только все его работы, что он сделал на Безымянке ещё – до шумка на Глинке и отправки моей на Север… До Кряжа… Я, пацаном, видел его спектакли: бабка моя была заядлой театралкой, а когда-то и меценатом высшей пробы.

Об этом – как-нибудь.

Наслышан я и о том, как за него воевали, чтобы не отправлять отсюда. Тебе скажу: он сей час в отличном месте. Быков Григорий Наумович сам отвез его в Дубовый Умет, в совхоз НКВД. Там, еще с эвакуации, собрались в профилактории великолепные московские врачи… С ними несколько известных актеров. Между прочим, Сергей Александрович Мартинсон тоже там был. По-видимому, он-то и начал компанию по спасению Соколова-Островского. Теперь Владимир Иосифович там. Они его устроили в зону, где живут заключенные работницы молочной фермы совхоза. Будет сыт. Ухожен.

- И с девочками!

- Нет, Юра. По моим наблюдениям они его не интересуют. Хотя им интересуются. Мужик видный, только дошел. А так - богема, с фокусами!

- Он раньше дошел, на общих. Беспомощный. Сначала ничего не хотел у меня брать, - стеснялся.

- Гордый человек.

- Гордый. Князь все же, но есть-то ему надо! Да при его-то росте и

комплекции. Подружили, стал, у меня харчиться. Оклемался.

- Он ведь наотрез отказался писать поганые их морды - ни за хлеб, ни за харчи или деньги. Он мне признался: - Не могу, Веня, видеть их. Терплю, как христианин. Но воссоздавать эти физиономии на полотне? Своими руками вводить их в бессмертие? Увольте. Кстати, Юра, дней пять назад пригнали , середь прочих, ещё одного интересного человека. С самого Семнадцатого жизнь его, что шкура тигра альбиноса - полосами, и все больше черными.

- Кто он?

- Человек, Юра. Так вот, его бы к тебе в клуб - не насовсем, не в штат. Ему бы рабочее место - он рисует-работает Преимущественно, акварелью. Любитель, но талантливый… Как художник – само собой, не Соколов-Островский. Как человек - близок к нему, но не богемного плана. Проще: он Голицын.

- Князь? Ни-ч-чего проще !

- А вот этого не надо, ему хватает фамилии - во-о-о как! Его в нашу бригаду сам Быков привел.

- В кессон - его. Быков?

- Зачем. Да вы что.

- Юра! Все сделано правильно: он будет у нас числиться - та самая соцзащищенность . Ребята его приняли. Поняли, что с ним именно так и надо. А посторонние. Они же им и порекомендуют отвалить с вопросами. Умеют. Шестидесяти амбалам звена обработать одного человека - шутка. Кому когда в кессон, в смысле смены, - это уже внутреннее дело бригадира. И опер у нас не пасется: нет резона. Не получится у не у нас пасьба…Пока.

- Так вот, Юра, Голицыну надо раз-два в неделю, днем, бывать в жилзоне, в санчасти, когда там не толчется народ после съема. За ним приглядывает одна дама.

- Нет, Юра, не баба, - врач и ЧЕЛОВЕК. И ты ее знаешь. У него не в порядке с легкими. И она его вытаскивает .

- Кто она?

- Ида Исааковна Волынская. Подполковник… Начальник медсанслужбы… лагеря.

- Договоримся так: место у него будет - здесь вот, в гримерной . Уберу хлам - отличная получится хата. С окошком и видом на зону - дерево с одним листом по колючке… Почти по Гогену. Или по Спенсеру…

Вечером я мог сообщить об этом Кириллу Николаевичу. На жительство мы устроили Голицына в нашей небольшой, но уютной кабинке седьмого барака. У него был там и столик для работы. И тумбочка. Вообще, о нем, как и о Соколове-Островском, надо было заботиться, потому как сам он о себе не думал. Привык за длинные годы заключения к пустой баланде, к худосочной пайке. Ел мало, просить добавки даже в своем бригадном коште стеснялся: считал, что кого-нибудь объест. У нас его быстро и основательно подкормили, предупредив не совсем по-светски, что не попросит еще миску харча когда голоден - вывалят на голову. Мальчики умеют.

Он был очень худ, слаб, часто болел. Но за все время нашей совместной жизни в бригаде на КРЯЖЕ Кирилл Николаевич никогда ни на что не жаловался. Небольшого роста, огромноглазый, он обращал на себя внимание людей интеллигентных, которые сразу попадали в ауру его тончайшего обаяния, чем-то напоминавшего. неуловимый запах старых, исчезнувших духов. Не знаю, как это получалось, но у меня осталось стойкое впечатление: что бы ни происходило с ним и вокруг, как бы он себя ни чувствовал – посверкивавшие глаза его смеялись. Или. насмешничали. Лицо же всегда было серьезным, - аскетическим, с ежиком седеющих волос, жестко прореженных нескончаемым лихолетьем, с тонким - с горбинкой возможно из-за худобы - породистым носом, чувственными в скорбной складке маленького рта сухими губами. И уши. Ну, уши были . наши, Голицынские! Весь его облик рассказывал об остром, немного насмешливом уме и редком для старого лагерника христианнейшем складе характера. У него, - это мое: очень личное представление, - напрочь отсутствовала способность пытаться обвинить в своем собственном несчастье кого бы то ни было. Даже его следователей, даже его судей, - всю эту бесчисленную рать дежурных палачей, что глумливо и сладострастно растоптала жизнь его близких, сломала собственную его судьбу. Только раз, всего один раз я увидел его в тихом и потому особенно остро воспринимаемом гневе. Кто-то из местных оракулов позволил себе сострить непотребное о покойной императрице.

- Извинитесь, любезнейший, - тихо произнес Голицын. - Вы Даму оскорбили.

- Да, хрен с ней, Кирилл Николаевич! Немка, тем более.

- Извинитесь!

- Перед кем извиняться? Перед тобой.

Но, то ли шевельнулось в человеке нечто утерянное давным-давно. То ли лицо Голицына он увидел, наконец.

- Ладно, извиняюсь. - Я, Кирилл Николаевич, тонкостям вашим не обучен - говорить ласковости про царей. Меня другому о них учили.

- Вы молоды, Скобцов. Но запомните этот день. Придет час, вам по-настоящему будет стыдно за ваши слова в адрес вашей русской императрицы. Русской.

Говоря откровенно, меня тогда этот необычный в зоне диалог не особенно задел - меня ведь в опекавших меня детских учреждениях тоже другому о них учили . Сработала и моя меннонитская ипостась. Но пришло время, и я вспомнил вечер в седьмом бараке, гнев Голицына. И свое тогдашнее безразличие. Неприятно вспомнил…

Кирилл Николаевич был. явление. И как явление воспринимался ирреально. Весь он был: здесь ни к месту, ни ко времени. Вообще, он был весь не здесь. Где-то в прошлом. Или в будущем. Очень далеко. Кто мог знать - насколько? Но я все же был сыном своего не совсем ординарного отца. И появление Кирилла Николаевича воспринял как некое прерванное обстоятельствами продолжение детства?'

Как и везде, где работала или обосновывалась и обустраивалась подсобками наша бригада, в промзоне колонии было помещение для нашего разнообразного и громоздкого хозяйства - водолазной амуниции и оборудования, бесчисленных приборов, одежды и лично моего маркшейдерского хлама . Началось с того, что однажды оказавшись там, Кирилл Николаевич осмотрелся, ахнул… Попросил разрешения поглядеть на луну через Большой Цейссовский теодолит - один из постоянно стоявших у меня на штативе. Я сказал ему, что у нас в заначке есть и Малый, с 69 кратным увеличением, телескоп той же фирмы. Мы его вывезли, возвращаясь из Ванькиной губы в Арктике, где работали на американских кессон-снарядах.

Я помню, как загорелись и без того блестящие, сверкающие глаза Голицына:

- Бена! Вы даже представить не можете, какой это для меня счастье! Я с детства, а потом все сумеречные годы, мечтал увидеть - хоть один единственный раз - звёздное небо хоть в какой-нибудь телескоп! Даже думал, как бы добраться автостопом до Армении и там уговорить, умолить - даже самой постыдной ценою, - использованием в корыстных целях своей принадлежности. к своей фамилии, - упросить тамошних астрономических знаменитостей разрешить мне поглядеть - хоть несколько минут, хоть одну единственную минутку - в знаменитую Бюраканскую Трубу! Она мне снилась, Бена! Она и Млечный Путь в ее окуляре. Это было божественно - сны звезд. Это было счастьем в море моих несчастий - мечта о звездах в окуляре Большой Трубы. Вы не находите, что я немного. того. Правда, мне объясняли, что будь я кем угодно, никто не позволит мне потратить на личную прихоть, - личную прихоть - увидеть звезды. - хотя бы частицу очень дорогого времени наблюдений: хранители бесчисленных скоплений звезд, оказывается, нищи, как церковные крысы. и в этом смысле… Но я мечтал. А теперь вы с вашим телескопом.

Проконькин Пал Палыч (наш прораб и любимец всеобщий) отослал в штаб заявку на ночную работу . Мы с частью вечерней смены остались в промзоне. Распаковали ящик с прибором, установили его на штатив. Отрегулировали.

И небо разверзлось!

Оно стремительно приблизилось и вытряхнуло на нас обратным фейерверком мириады огней.

Взрослый человек, Кирилл Николаевич мальчишкой-пятиклассником нетерпеливо ждал вечера, когда можно будет остаться в промзоне на ночь и, затаив дыхание, ждать или ловить безоблачную темноту.

Прильнув к окуляру, он замирал. И так, часами, сидел на колченогом табурете.

Безусловно, эти ночные звездные бдения скрашивали его, да и мою, жизнь, если жизнью можно называть существование в лагерной загородке. Но погружение в беспредельную бездну абсолютно свободных звездных миров - и это я видел сам и сам понимал - приносило ему и 'многая печали . Оно усугубляло его земную несвободу. Подчеркивало ничтожество существования - безжалостны были несопоставимые масштабы ЖИВОГО КОСМОСА и мертвой ловушки Кряжа. Сам я не решался предложить ему оставить на время его занятие - полеты в фантастические миры Вселенной. Боялся, болван, что Кирилл Николаевич воспримет это. как попытку мою освободиться от лишней работы после многочасовой смены в кессоне Липягов, где мы в это время били стволы под коммуникации американских Креккинг-заводов, монтировавшихся в районе Южной зоны Самарской Луки. Безусловно, мои эти сомнения чести мне не делали. Тем более, что я полностью разделял его порыв вырваться в мир Космоса. И меня самого, с самой Арктики, преследовало родившееся там желание заглядывать, погружаться и жить в океане звезд. И я не отказывал себе в удовольствии это делать и смотрел на звезды в тот самый теодолит, что всегда стоял на штативе у окна в приборном помещении. Смотрел, и все явственнее замечал горестные складки, набухавшие на Голицынском лбу после его ночных полетов . Я еще колебался – сказать - не сказать, когда, вдруг, сообразил, что наше с ним благороднейшее занятие у телескопа и теодолита сродни. наркомании. Да, чреватые балдения наши надо было кончать! И я решился. Но, как это часто бывает, обстоятельства меня опередили.

В колонии совсем незаметно, без традиционных представлений, обходов зоны и торжественного ' шмона для респекта, появился и стал: знакомиться с аборигенами новый старший надзиратель.

К нам в приборную ' он зашел незадолго до съема, прошелся по всем помещениям, подошел ко мне. Я сидел за доской и заканчивал, к утренней смене, топосхему ствола горизонтальной шахты, которую вскоре предстояло добивать с Безымянки

- Здравствуйте! Я ваш новый надзиратель Пороховиков Игорь Валерианович.

- Здравствуйте, гражданин старший надзиратель!

- Игорь Валерианович. О вас все знаю - представляться не надо.

- Так все и знаете? - Я встал.

- Все, что мне надо. Садитесь.

- А что же вам надо, Игорь Валерианович?

- Надо, чтобы вы спокойно работали и так же спокойно жили. Надо, чтобы в зоне не было ЧП. Чтобы выполнялись правила внутреннего распорядка. Ну, что бы выполнялись нормы выработки… У кого какая…Не так много…Это ваши книги? Можно посмотреть?

- Я привык, что начальство не спрашивает - решает самостоятельно.

- Это прекрасно, что вы правильно понимаете прерогативы начальства! Но сейчас я спрашиваю. Так, можно?

Что с собою поделать: вежливость вертухая насторожила…

Он снял с полки несколько томиков, сел рядом, стал листать. Я был спокоен: их хозяева на своих книгах экслибрисов и прочих отметин не оставляли. Потому как перевертывались им страницы увидел, что он книгочей. Книги знает и любит. Потому как рассматривал и проглаживал страницы на стыках с переплетом понял, что он прошел добротную школу арестных шмонов. Это уже было нечто!

- Смотрите! Немецкая классика ! Вы ее почитатель?

- Я почитатель хорошей книги. Классики тоже…

- Немецкой, в особенности? Вы - немец?

- Вы же обо мне все знаете.

- Вы - немец?

- Об этом следует спрашивать у родителей.

- А где они?

- Да.

- Как вы относитесь к тому, что они все репрессированы?

- Плохо отношусь – родители! Точно так, как отнеслись бы вы к аресту ваших. Всех.

- У меня это исключено - арест родных.

- Вы счастливый человек. Только не следует зарекаться.

- Не отрицаю (что счастлив, и что не зарекался?) Вы дружите с кем-либо в зоне?

- С товарищами по бригаде: такая работа у нас - на доверии, дружбе.

- Тогда и вы счастливый человек.

- Не отрицаю.

Он быстро взглянул на меня. - Хватит для первого знакомства. Вы сейчас Рейнеке-Лиса не читаете? Не позволили. на пару вечеров? Я человек обязательный.

- Ради Бога.

- Спасибо! До свидания. - Он поднялся - высокий, ладный, с красивой бойцовской фигурой и, пожалуй даже, с одухотворенным лицом. Форма лихо, театрально-нарядно сидела на нем. К лицу была… отчищенная до блеска с выпуклыми змеями медная пряжка ремня…. И книги. Нет, новый вертухай понравился: вежлив, не хам, как ушедший в отпуск Иванов - грубиян и ненавистник. правда, беспорядка и хулиганства. А то, что явно из арестмэнов - ну, так ведь не представляется же он литературоведом.

Всё же нечто мерзкое было в этом вежливом вертухае.

И почему то медная пряжка…Нет, не переплетённые змеи на ней…Нет.

Пороховиков понравился. За пару недель он познакомился с большинством колонистов , которые работали в Конструкторском на ДОК-е - Деревообделочном комбинате, в Конетрукторском бюро поминавшегося Ширяева, в мехмастерских. Все разглядели в нем если и не интеллигента, то человека, желающего разобраться в жизни зеков колонии, - а это уже было признаком безусловно положительным и для мусора не совсем обычным.

Это и настораживало…

Увидели, даже, бедолагу, Бог весть как попавшего на собачью должность. И определили, что он не сможет бездумно служить всеобщему нелюбимцу - оперу Шумекому /отчества и имени которого никто так и не узнал/.

Кума не жаловали, боялись. И, вроде, видимого зла никому он никогда не сделал. К себе не тянул, не качал права. По мелочам вообще ни к кому даже из вольняшек не обращался. Говорили, что занимался какими-то посторонними делами, к сидящим в зоне не относящимися, - вел, якобы, доследования каких-то старых дел – переследствием по вновь открывшимся обстоятельствам , по жалобам на верх ' и по не очень частым прокурорским, протестам. Еще он допрашивал зеков, привезенных к нам в колонию, где сидели их однодельцы или сваты. Так, во всяком случае, колониальные параши объясняли и нездешнюю деятельность сурового опера. Со всеми Шумский был одинаково сух до грубости, не очень идущей к его облику старого земского врача, каких видал я в детстве среди маминых знакомых и в старых альбомах её… Этот обманчивый облик вводил меня в заблуждение и притуплял осторожность. Так, Волынская, однажды, летом 1943 года приказала мне передать Шумскому лекарство. Это случилось на Безымянке у ТЭЦ. Мы садились в машины - нас увозили с работы в зону. (К этому времени нас сняли с Липягов и вернули на Безымяку – снова на Жигулёвскую подземку).

Ида Исааковна подошла, оглядела всех, остановилась на мне, под растерянные взгляды конвоя - шутка. подполковник медслужбы и… к зэку- протянула коробочку:

- Передайте ему, скажите, чтобы принимал два раза в день, запивал только обычной, водопроводной водой - половиной стакана.

- С чем пришли?

- Гражданин подполковник медицинской службы, - не знаю фамилии, - приказала передать лекарство /коробочка была в нетронутой заводской бандероли/.

- Откуда она вас знает?

- Она, мне кажется, знает всех…

- Кажется? Как же не знаете её вы?

- Вообще…имёна и фамилии запоминаю с трудом…

- Больше таких поручений не выполняйте. Ясно? Моё распоряжение запомните! Ясно?

- Не ясно. Мне приказала подполковник…врач…

- Там, у ТЭЦ, врачи не приказывает - там не санчасть.

- Но она - начальство! Там, не выполни я ее приказ конвой отправил бы меня в БУР.

- В противном случае в БУР отправлю вас я… При ком из конвойных и когда Волынская передавала пакет?

- С конвоем не знаком… Не знаю… Когда… не помню…Не знаю – при съёме с работ, наверно… Часов мне не положено

- Узнаю.

- Доктор велела передать, чтобы запивали обычной водой. Полстаканом. И ещё…

- Идите. Повторится - будете наказаны…

Мелочь вроде бы. Грубость и хамство с угрозами – повседневность… Внимания не стоило бы обращать. Не теперь только: По тихому раскручиваются дела с поиском помянутых путей увода. Срыв даже на 5-10 суток БУРа сломает мучительно выдерживание расписание.

К поиску подключается Друг. В перечне её служебных обязанностей контроль и проверка подчинённых звеньев. Никого даже из ближайшего окружения я о своём поиске в известность не поставил – осторожничал, боялся…страшно подумать было что он раскроется…и накроется… Она настояла: все безусловно контролируемые кандидаты будут проверены ею по личным делам… По содержанию ЦВЕТНЫХ бумаг! Иначе говоря, документов режима и его нарушения. Их немного. Но все ключевые: коллеги мои маркшейдеры, бригадиры проходческих Щитов, связисты.

Две недели – среди резервных обнаружили три проходных. Может быть использован один. Но годы заглушенный – должен быть проветренным – ещё одна забота.

Очень важно – есть даже свободный Щит рабочего диаметра проходки!

А мелочи быта – Шумский с его ни здравствуй ', ни спасибо , ни до свидания . Гад. А этот, Пороховиков, книгу вернул вовремя, попросил и взял новую. Брал у других тоже. И был неизменно аккуратен /Иванов мог продержать книгу с месяц - . тяжело читаю: устаю с вами, быстро засыпаю, - так вот вся читка. /…

Человек…

Но ведь и все как есть наши следователи-костоломы – они тоже спервоначалу прикидывались людьми. И даже сначала говорили по человечески. Всё начиналось позднее, когда начинал противиться попыткам навязать ахинею… А Пороховиков, - точно, - да с его книжными корешками, - этой породы пёс.

Собственных книг не приносил не разу, но… честно сказал, что не положено. Однажды поинтересовался:

- У кого это такие великолепные книжицы водятся? Бабоньки приносят. Или Быков? (начальник лагпункта). Коган даже? (Этот – всего КРЯЖА Бог и царь). Или Волынская сама… Графова… может? Может Графова. Видел вас в УРЧ. Не у неё ли?

От его этого предположения не то чтоб тряхнуло – злоба залила…

Чудная девушка, красавица-мордовочка Тонечка Графова из местных. Её любили. Главное, её уважали. А публика вокруг – зэки и вольные – отиралась разная. Была и породистая, видная, не глупая.

Девчёнка из глухой старообрядческой лесной деревни, классической золушкой вкалывала по-чёрному рабочей кухни столовой охраны. После седьмого класса конторой на Чапаева направлена в Москву – в Школу Гулага. Вернулась через три года кадровичкой. Стала… Стала постоянно сияющей молодой красотой и умопомрачительными костюмами Начальником УРЧ сложнейшей колонии….

Почему так подробно? Вообще… почему?

Да потому что 70 лет спустя ничем более как добром словом воспоминанья не в состоянии отметить и отблагодарить первую любовь свою за искреннюю, беззаветную близость, за солнечные незабвенные утра, которыми встречал её. За сладостные звёздные ночи тюремного нашего счастья… на исходе которых провожала она меня …

За верную дружбу и ДЕЛОМ ПРОВЕРЕННУЮ верность.

- Так, у кого? - допытывался Пороховиков, - А то в Кряже не только библиотеки нет - негде купить бумаги для писем, - глухомань!

Вот этого спрашивать бы не надо: мы-то знали, что живет он совсем не в Кряже, а в городе. Врал, Что библиотеки нет тоже врал. Даже что бумаги нельзя купить врал. Зачем? Прибеднялся - влезал в доверие?

Ошибся. Имена владельцев книг не отламились ему.

Однажды ночью в подсобке, к концу смены, Пороховиков застал у меня Кирилла Николаевича. Тот примостился у столика - рисовал ребятам поздравительные открыточки.

Категория: Что Где Когда | Добавил: baku-99412 (2015-09-17)
Просмотров: 585 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar